Это не про политику – я не имею к ней ни претензий, ни отношения, и надеюсь что это взаимно. Это о вечном. И потом, у нас демократия, я помню, мы первую главу Конституции наизусть учили.
Будь я на месте наиглавнейшего нашего, который президент, через тройку месяцев устроила бы покушение на самого себя. Со смертельным исходом.
А то ведь «праздник кончится, праздник пройдёт, но никто не умрёт»… Остался бы в веках, харизматический, светлый, прогрессивный… Безвременно ушедший, вневременно… Так было бы красиво. Политики, они зачем, они за славой и властью наискромнейшие даже гоняются. А вот тебе слава. Довести дело жизни до конца – поймать славу за хвост и улететь в вечность…
А не будет, не будет. Страшно – а потому века не запомнят. А Юлия Цезаря – да, говорят, он когда почувствовал ослабление власти и жизненных сил и неизбежность того – не то чтобы сам себя приказал убить, но скажем так не противился.
А так всё серенько дальше разовьётся – представляете, как… Жаль, я не президент.
И как это славно…
Только что я сделала это!!! Я нашла песню из титров к "Сломанным цветам" Джармуша и, разумеется, делюсь: Greenhornes_With_Holly_Golightly_-_There_Is_An_End http://ifolder.ru/3220368
Ох, ну как она затягивает... И куда...
Вас куда?
I Love You (Я люблю тебя)
by Sara Teasdale (Сара Тисдейл)
When April (когда апрель) bends above me (склонится надо мной)
And finds me (и обнаружит, что я) fast asleep (сплю крепким сном),
Dust need not (праху не нужно) keep the secret (хранить тайну)
A live heart ((которую) живое сердце) died to keep (хранило до смерти).
When April (когда апрель) tells the thrushes (скажет дроздам),
The meadow-larks will know (и луговые жаворонки узнают),
And pipe (и пропоют) the three words lightly (три слова беспечно)
To all the winds (всем ветрам) that blow (которые дуют).
Above his roof the swallows (над его крышей ласточки),
In notes (нотками) like far-blown rain (похожими на дождь, принесенном издалека),
Will tell the little sparrow (расскажут маленькому воробью)
Beside his window-pane (у его оконного стекла).
O sparrow (о, воробей), little sparrow (маленький воробей (воробушек)),
When I am fast asleep (когда я усну крепким сном),
Then tell my love (тогда расскажи моему любимому) the secret (тайну)
That I have died to keep (которую я хранила до смерти).
Взято отсюда: http://subscribe.ru/archive/job.lang.poesyeng/200708/31060648.html
Кто-нибудь может объяснить, почему на меня так действует серое небо? Оно выстраивает совсем другой жизненный ритм, замедленный, вдумчивый, медитативный, уютный. Это фон для маленькой параллельной реальности. Это декорации для кинофильма с самой собой в качестве героини. Это сдержанность и отстранённость.
Может, потому что в наших широтах как правило ясно… Или… Или??? Я такая одна?
Нашествие и засилье, и никто раньше в нашем городе не знал их в лицо. Вот
Что хотела сказать – о дневниках. Был у меня один оранжевый, 60-листный, я писала в нём по ночам в далёкую переходную пору и представляла на полном серьёзе, как ночами же мой пытливый правнук занимается его расшифровкой, и нечто похожее на мировую и родовую сопричастность зреет в его прекрасной широкой груди, и слеза расплывается на истлевшей странице. Он реставрирует, цементирует, хранит, заводит свою оранжевую тетрадку, заводит детей, завещает детям… Как-то так мне являлось всё это в паузах мысли в горячей от настольной лампы голове, кто-нибудь из домашних вставал по неотложным делам среди ночи, я поспешно гасила настольную лампу, слушала шаги и заячье своё сердце – в три часа ночи молодым организмам полагается видеть мечтательные сны, а не расписывать мечты в каждой клеточке общей тетради. Какая мука была прятать эту тетрадь, кстати сказать, и теперь я думаю – мама её конечно читала, но что с того, ей не впрок, она не юноша с пытливым умом и широкими плечами.
А потом я рвала на мелкие, важно чтобы на мелкие клочочки эту заветную оранжевую, с размытыми потопом страницами, и маскировала клочки в строительном мусоре от бушующего ремонта, и муж не ведая выносил моё прошлое в поганом ведре. А мне было жутко весело, и в животе шевелился дед того, широкоплечего, разумеется не сопричастного вовек и совершенно, совершенно отдельного.
Да, вот были времена – делай усилие, надрывай, тяни, слушай стоны раненой бумаги и радуйся, это почти как под ливнем, а что сейчас – стираешь прошлое одним втоплением кнопки – тоже мне удовольствие, молотком разве что по ней хорошенько, да жалко, и потому это оранжевое виртуальное пребудет нетронутым – может быть. Всё равно. Потому что я поняла, недавно я полностью осознала – после меня ничего не останется.
Ничего не останется.
Ничего.
И иногда от этого жутко весело.
О градусах. Что вам сказать, дорогие мои – было и 38, и 16, а чаще так 4,7 – а надо бы 0 и желательно без кофеина. Был грозовой несусветный ливень с вырубанием электричества и сломанной сушилкой во дворе, и я умышленно вышла под него, но не вышло - ни изгнания бесов, ни душевного ликованья по поводу собственного безумства – думала про заболеть и умереть и всё пропустила – очень, очень умная – и вот только что отметить тут – «выходила». Прошлась-с. Но вечером в мокром остатке нашлось
А вот так и начать – побарахтаться в барахле ступорной своей головы и с бухты, чудненькой бухты с таким морем, какое должно быть, когда я его первый раз увижу – начать, отчалить, исписать саму себя вдоль и поперёк, чтобы я кончилась, осталась здесь насовсем – и моё пустое тело утопало в жаркий реал с 38 обещанными градусами наполняться чем попало, пропадать и попадать в щекотливое, трудное, бесподобное – авось оно научится происходить, когда будет ему где развернуться – даешь пустоту, даешь думы и дайрики, исчеркание, изливание, изведение себя на корню – простите, господа, будет и барахло, сорри, что имеем не храним, да если и будет, а то начинать я горазда, ой-ой. Что хочу сказать – ходила тут, ходила и поняла, что помру, точно помру в этой жизни - наконец до меня точно дошло, снизошло, и стало совсем уж ничего не жалко, вывалить все загашники и новых не делать. А то некоторые думают, что они то злато, над которым чахнут, а вот и не угадали))))) но и не слой грязи, которым покрылись в процессе зачахления)))) Нет.
Да… короче, я тут буду сгружаться и убегать, в смысле я собираюсь так делать. Оставить вам себя и выскользнуть из шкурки – мечта недавнего происхождения. Воплощается запросто – не более получаса в день, настукивается нечто и забывается напрочь – это я так сама себе всё представляю, выставляю напоказ идеалы)))))
А Пелевин говорит, что звёзды это дырки в дуршлаге, которым покрыт наш мир от невыносимого света, и когда-нибудь дуршлаг спечётся, и свет затопит и забудет нас навсегда.
А я и не знала.
Но это эстафетная палочка – я рассказала, и Пелевин бледнеет в моей голове, встает и уступает место ### или просто выходит.
Я сбыла мечту по цене скромного кусочка ночи, август знаете ли и распродажи, а звёзды всё падают.
Спасибо той, которая разворошила меня в ночи сегодня - за это и за всё-превсё.
Кузнечики сыграли на скрипках.
Я начала.
Я вернусь и расскажу – про 38 градусов.
